Утвердиться на единение. Русские патриоты 1612 года

Александр Хлудеев, член Орловского регионального отделения партии «ПАТРИОТЫ РОССИИ».

Многовековая российская государственность и православная вера создали на русской земле идеологию, которую невозможно отделить от человека, естественную и произрастающую из самой его души. Непосредственные примеры мужества, самоотверженности и патриотизма жили и в памяти народной, и освящались православной церковью. Образцы добродетелей были основаны на вечных нормах православной морали и принимались всем народом как мерило праведности. Неизменным было  восприятие необходимости имеющегося государственного устройства и  непринятие власти незаконной. Во всей державе неизменно поддерживался дух милосердия, взаимопомощи и соборности, верности присяге.

Именно это и  дало простым людям жизненные ориентиры позволившие сохранить национальную независимость и Российскую державу.  Именно такой должна быть идеология многонационального государства, ориентированного на мир и согласие.  

Наши предки ратными подвигами, праведными трудами и просветительской деятельностью создали великую державу - нашу Родину Россию, единую и неделимую, которая всегда существовала благодаря миру и равноправию  между всеми ее народами и их религиозными мировоззрениями, справедливому и мудрому правлению,  а также возможности усердным труженикам пожинать плоды своего труда.

Утвердиться на единение

Российская Федерация 4 ноября празднует День народного единства. В этот же день Русская православная церковь молитвенно чествует Казанский образ Пресвятой Богородицы. Оба эти праздника неразрывно связаны, поскольку установлены в память одного исторического события – освобождения Москвы и Российской державы от иноплеменного нашествия. Освобождение стало возможным лишь тогда, когда против внешней опасности объединились - «утвердились на единение» и все сословия,  и все народы Российской Державы, и  это единство освятил Казанский образ Пресвятой Богородицы.

Лихолетье

Одним  из наиболее сложных исторических периодов нашей страны, в котором в наибольшей степени проявилось национальное самосознание и патриотизм,  является «смутное время - лихолетье». Оно явилось следствием тиранического правления Ивана Грозного, истребившего лучших сынов России и пытавшегося искоренить все проявления свободомыслия и воли народной.  Как результат, было пресечение правящей династии и появление самозванцев, предательство правящей в Москве верхушки и иностранная интервенция. Смутное время началось тогда, когда ввиду измены некоторых высших  должностных лиц всенародно избранному царю Борису и его сыну Феодору, законному наследнику российского престола, на православный русский престол руками католической Польши был поставлен самозванец. Эти же и им подобные изменники убили и самозванца, и присягнули новому самозванцу, и его убили, и от него отреклись, и призвали на престол польского королевича, и всю Москву опутали ложью, и она присягнула королевичу.

Казалось, погибель пришла Русскому государству, но был народ, который воздвиг из своей среды патриотов, сохранивших нашу державу.

Крепость православия и оплот Державы

В то время, как в Москве обнаруживалась такая «шатость», иноки Троице-Cepгиевского монастыря, воины и простые  люди показали пример патриотизма и непоколебимого мужества. Монастырь мешал изменникам и полякам,  он стоял на пути из Москвы в Заволжский край, а главное - своею верностью и преданностью Отечеству и царю, показывал высокий нравственный пример и удерживал многих от измены.

23 сентября 1608 года войска второго самозванца стали под монастырем. В них были и польские отряды, и казаки, и русские изменники, всего около 30 тысяч человек. Обитель была ограждена каменными стенами, высотой  четыре сажени и толщиной в три, с высокими башнями и глубоким рвом. Предвидя опасность для монастыря, царь заранее послал туда отряд  служилых людей  и  стрельцов.   Всех  способных  оборонять  монастырь, считая и монахов, было около 3 тысяч человек. Обитель наполнилась множеством народа искавшего  здесь убежище.  Теснота и  необходимость прокормить множество людей могли сильно мешать обороне, но иноки всех принимали - «святой Сергий не отвергает несчастных». 

Архимандрит  Иоасаф над мощами преподобного Сергия привел всех к присяге. Все целовали крест в том, что не допустят измены, а врагам на предложение сдаться ответили: «Оставить повелеваете христианского царя и хотите нас прельстить ложною, тщетною лестью и суетным богатством. Богатства всего мира не возьмем за свое крестное целование».

В октябре поляки попытались в первый раз взять монастырь приступом. Дело было к вечеру, но все защитники вовремя явились на своих местах и открыли такой огонь из пушек и пищалей, что враг поспешно отступил, побросав даже свои лестницы и осадные машины, потеряв многих убитыми и ранеными. В довершение успеха русские сделали вылазку и захватили трофеи. Осажденные не только храбро отбивались, но сами делали частые вылазки, нередко приводили пленных и от них добывали сведения о силах и намерениях врагов. Раз от одного пленного узнали они, что враги ведут под стену подкоп и хотят взорвать монастырь. Это поразило всех, страшная мысль, что вот-вот грянет взрыв, томила всех, даже и самых бесстрашных.

На одной из вылазок  двум крестьянам удалось добраться до устья подкопа, еще не доведенного до монастыря - «И благодатью Божиею тогда нашли устье подкопа. Вскочили тогда в глубь подкопа ради совершаемого дела крестьяне клементьевские Никон, называемый Шилов, да Слота и, зажегши в подкопе порох, заткнули устье подкопа и взорвали подкоп. Слота же и Никон тут же в подкопе сгорели». Осажденные ободрились, увидев в этом Божие милосердие и заступничество святого Сергия.

После неудачного приступа и попытки взорвать монастырь  враги решили взять обитель осадой. Припасы и все нужное для себя поляки добывал грабежом по окрестностям. Из монастыря по-прежнему делались вылазки.  Многие из защитников прославились и своей удалью, и силой. С наступлением зимы все тяжелее становилось «троицким сидельцам». Трудно было добывать дрова, приходилось брать их с бою, иногда шли за ними с оружием в руках и не возвращались. От тесноты в монастыре начались болезни. Осажденным удалось переслать в Москву челобитную, они просили царя прислать им помощь и пороху.

В Москве в это время жил келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын (описавший ее оборону  со слов защитников). Это был человек очень деятельный и умный. Сильно хлопотал он, чтобы послана была помощь монастырю. Патриарх Гермоген тоже настаивал на этом. Царь послал в помощь осажденным отряд. Им удалось пробраться в монастырь и провести туда двадцать пудов пороху. Враги упорно продолжали осаду, но осажденные вовсе не помышляли о сдаче. До обители дошли слухи, что скоро воевода Скопин-Шуйский придет на выручку из Москвы и «дома святого Сергия».

Долгая и бесплодная осада начинала томить  поляков. Они снова попытались взять монастырь приступом. Осажденные поняли это  и стали готовиться к отпору. Даже монахи и женщины взяли в руки оружие. Архимандрит со старейшими монахами молился в храме.  Поляки, по сказанию Авраамия Палицына, вечером, когда стемнело, стали тайком - «аки змии»,  продвигаться к стенам. Вначале была полная тишина, а затем, как сигнал к нападению, грянул пушечный выстрел. Тогда с громким криком и трубным звуком бросились враги к монастырским стенам, но осажденные стали разить нападавших из пушек и пищалей, метали в поляков камни, обливали их  кипящей смолой, бросали в них зажженную серу и засыпали глаза известью.

С рассветом неприятель отступил с большим уроном.  Осажденные  выскочили из ворот и  захватили несколько десятков пленных. На следующий день приступ повторился, но опять безуспешно. Этим и закончились попытки поляков овладеть Троице-Сергиевской обителью. Скоро войска поляков и самозванца вынуждены были снять осаду.

Вот как описывает бегство поляков Авраамий Палицын: « И января в двенадцатый день гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей Божией. В таком ужасе они бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали …. некоторые не могли убежать и возвращались назад и, в лесах поскитавшись, приходили в обитель к чудотворцу, прося милости душам своим, и рассказывали, что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавшихся за нами даже до Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними никакой погони». Доблестная оборона монастыря в течение шестнадцати месяцев показала пример того, что могут сделать люди воодушевленные высоким чувством любви к Отечеству.

Оборона Смоленска

Немало было и других примеров мужества и героизма, достойно показали себя  отважные защитники Смоленска. Город был осажден польскими войсками, которые возглавлял сам король. Поляки требовали сдачи города, говоря, что сын короля вскоре должен стать русским царем. С русской стороны указывалось на то, что прежде чем принять Русскую державу, надо выполнить договорные условия, прежде всего королевич должен принять православную веру.

Находившиеся под Смоленском русские послы - митрополит Филарет и князь Голицын, не уступали. Их непоколебимая твердость выводила польских сановников из терпения. Стали они всячески лаской, обещанием королевской милости склонять второстепенных посольских людей отступить от главных послов и радеть в пользу короля. Нашлось несколько человек, которые соблазнились, но оказались люди и другого рода.

Стали паны убеждать думного дьяка Томилу Луговского, чтобы он  уговорил смолян сдаться. Луговской же отвечал: «Как мне это учинить и вечную клятву на себя нанести не только Господь Бог, но и  люди Московского государства мне не простят этого, но и земля меня не понесет. При­слан я от Московского государства в челобитчиках, и мне первому соблазн учинить…».

Не все так честно и твердо служили родной земле, как митрополит Филарет, князь Голицын и дьяк Луговской. Нашлось немало людей в Москве,  готовых поступиться пользою Отечества ради личных выгод. Боярская дума  в Москве уже не противилась тому, чтобы признать Сигизмунда «правителем» Московского государства до приезда Владислава, но более рьяные доброхоты короля добивались того, чтобы  царем  провозглашен был сам король.

Когда из-под Смоленска в Москву прибыл гонец с вопросом от послов «Как отвечать на королевские требования насчет сдачи города»,  боярские правители явились к патриарху Гермогену и стали говорить, что надо послать королю грамоту, просить у него сына и вместе с тем объявить, что предаются вполне на волю короля, а также написать и митрополиту Филарету, чтобы и послы положились  во всем на королевскую волю.

Патриарх понял, что дело ведется в угоду Сигизмунду и в ущерб отечеству, и стал возражать  боярам. На другой день они вновь явились  с грамотой, которая была уже подписана боярами. Оставалось подписать ее патриарху, но Первосвятитель не пошел ни на какие уступки. Бояре так и ушли с неподписанной грамотой. На другой день патриарх говорил в соборной церкви проповедь. Поляки окружили церковь, чтобы не допустить к нему народ, однако некоторые успели войти. Патриарх Гермоген увещевал всех — твердо стоять за православную веру, оборонять ее всеми силами, сноситься с другими городами, изобличал изменников и предателей. После этого поляки окружили патриарха стражей, затруднили доступ к нему. Но дело было сделано. Живое слово Первосвятителя разносилось не только по Москве, но и по другим городам.

Под Смоленск пришло известие о сожжении Москвы. Польские сановники говорили, что в беде этой больше всего виновны сами московские люди, а русские послы утверждали, что виною всему король, зачем не утвердил договора и не отошел от Смоленска. Упорных послов, как пленников, под стражей отправили в Польшу.

Прошел апрель и май приближался к концу, а Смоленск, уже 20 месяцев находившийся в осаде,  не сдавался. Полякам приказано было готовиться к решительному приступу. На беду русским один перебежчик посоветовал полякам взорвать часть городской стены, подсыпав пороху в ров. В ночь со 2 на 3 июня 1611 года, когда только что занималась заря, поляки кинулись на приступ. Нападение было так внезапно и стремительно, что сначала ошеломило осажденных. На стенах закипел рукопашный бой. Русские бились отчаянно. Во многих местах поляки были уже смяты и вынуждены отступить. Приступ, казалось, был уже отбит. Вдруг раздала грохот — это была взорвана часть стены по указанию изменника. Поляки скоро очутились в городе. Вспыхнул пожар в разных местах города. Загорелись городские башни, запылали и дома. Смоляне сами жгли свои жилища, чтобы ничего не досталось врагам. В погребе при архиерейских палатах было полтораста пудов пороху. Русские, видя, что спасения уже нет, кинули туда огонь. Палаты с оглушительным грохотом взлетели на воздух. Немало тут было перебито и перекалечено и поляков, и русских. От сотрясения одна стена в соборной церкви треснула и отвалилась.

Польские солдаты  ворвались в собор. Их поразило зрелище, какое они увидели. Церковь была полна народу, женщин, детей. Все стояли на коленях, склонившись ниц. В царских вратах стоял сам смоленский владыка в полном облачении. Вид смиренно молящихся умилил даже рассвирепевших врагов, они не стали никого убивать.

Воевода Шеин с товарищем своим, князем Горчаковым и несколькими служилыми людьми заперся в одной башне и решился погибнуть, но не сдаться. С ним были жена и сын. Один приступ к башне был отбит. Сам главный начальник польского войска стал уговаривать Шеина, чтобы он не губил себя напрасно. Русский воевода сам не согласился бы сдаться, но другим его товарищам жизнь была слишком мила, и Шеин уступил. На доблестного воеводу король посмотрел как на мятежника, не пожелавшего покориться законной власти. Его стали допрашивать о соумышленниках, но он никого не выдал. Спросили, между прочим, что он стал бы делать, если бы отсиделся в Смоленске. «Я всем сердцем служил бы королевичу,— отвечал Шеин,— а если бы король не дал своего сына на царство, то я подчинился бы тому, кто стал бы царем в Москве, так как земля без государя быть не может».

На сейме король заявил, что московскую землю он присоединяет к Польше. Это очень порадовало всех поляков. О воцарении Владислава в Москве уже не было и речи. Войну считали почти законченной и думали, что остается только смирить горсть ничтожных мятежников, и многовековой спор с Москвой будет решен.

Великий промысел

Высокий пример самоотвержения и непоколебимости святейшего патриарха Гермогена воодушевлял лучших русских людей, а притеснения патриарха поляками обращались им же во вред, возбуждали против них негодование народа. Когда не слышно стало голоса «твердокаменного» старца, этого страдальца за православную веру, о железный нрав которого разбивались все вражеские угрозы, заговорил другой великий подвижник — Дионисий, архимандрит Троице-Сергиевской обители. Это был человек высокой и светлой души, способный словом своим поднимать народ. Раньше, еще  при архимандрите Иоасафе, Троицкий монастырь выказал замечательное мужество и воинскую доблесть. Теперь при Дионисии обитель показала еще более высокий пример истинно христианской доблести -  человеколюбия и милосердия.

Монастырь обратился в больницу и богадельню. Воодушевленные горячим словом и примером своего настоятеля,  иноки усердно занялись «великим промыслом» — ездили и ходили по окрестностям, отыскивали бесприютных, раненых, больных, умирающих с голоду и привозили их в монастырь, подбирали тела умерших и  убитых для христианского погребения.

Монастырских средств не жалели. Накопились они из благочестивых пожертвований и вкладов и шли на благочестивое же дело — помощь страждущим и несчастным. «Дух святого  Сергия» сказался  в Дионисии, подобно святому основателю обители,  он отказался от благ и радостей мирских и всю свою душу вкладывал в помощь нуждающимся и защиту православия. Не мог он молчать в ту пору, когда решался вопрос о жизни или смерти русского государства.

Вместе с келарем Авраамием Палицыным он составлял призывные грамоты. А гонцы от святой Троицы повсюду их развозили. «Православные христиане, вспомните истинную православную христианскую веру, вспомните, что все мы родились от христианских родителей, знаменовались печатью, святым крещением, обещались веровать во Святую Троицу. Возложите упование на силу креста Господня и покажите подвиг свой, молите служилых людей, чтобы быть всем православным в соединении и стать сообща против предателей христианских, и против вечных врагов христианства, польских и литовских людей». И призывы эти были услышаны.

Дело великое совершим, если Бог поможет

По призыву святейшего Патриарха Гермогена в русских городах стали формировать ополчения. К Москве стягивалось до ста тысяч защитников Отечества. Рязанцы шли  под начальством воеводы Прокопия Ляпунова, а калужане под начальством князя Димитрия Трубецкого. К ним присоединился атаман Иван Заруцкий с казаками. Народ воспламенялся духом и принимал твердую решимость пожертвовать всем за Родину. Во многих местах жители целовали крест, чтобы стоять за Москву и идти против поляков. Города начали пересылать друг другу грамоты с призывом восстать за спасение родной земли. «И мы, по благословению и по приказу Святейшего Гермогена,  собрались со всеми людьми из Нижнего (Новгорода) и с окольными людьми идем к Москве».

На страстной неделе поляки подожгли Москву, а сами заперлись в Кремле. Ляпунов загородил все пути в Москву. Подвоз припасов к полякам прекратился, и они бы умерли голодной смертью, да между ополченскими воеводами происходили раздоры. Вражда привела к тому, что отважный и честный Прокопий Ляпунов был убит. Ополчение расстроилось. В это же время король польский с помощью изменника взял Смоленск, а шведы заняли Новгород. Москве угрожали новые беды. Казалось, пришел конец Русской земле. Помощи неоткуда было ожидать.

Ни власти, ни правительства, ни сильной рати, ни общей казны – ничего не было.  Но был народ, который воздвиг из своей среды патриотов, сохранивших нашу Державу. Возбуждение народное было сильное. По всем важнейшим городам проходили сходки, города стали пересылаться между собой грамотами, побуждая друг друга стать заодно против общих врагов. «Под Москвою, писали  казанцы в Пермь, промышленника и поборника по Христовой вере, который стоял за православную христианскую веру, за храм Пресвятой Богородицы и за Московское государство против польских и литовских людей и русских воров,  Прокопия  Ляпунова казаки убили, преступая крестное целование. Но мы все с Нижним Новгородом и со всеми городами поволжскими согласились быть в совете и соединении, дурного друг над другом ничего не делать, стоять на том крепко, пока Бог даст на Московское государство государя, а выбрать бы нам государя всею землей Российской державы».

Подобные же воззвания рассылались с гонцами и по другим городам. Во всех грамотах сказывалось сильное общее желание очистить Русскую землю от врага, «поругателя» святыни и выбрать себе всею землею своего царя. Настроение  народа было таково, что он готов был всеми силами подняться на борьбу. Нужно было только начало, да нужен был настоящий русский вождь.

В октябре 1611 года в Нижнем Новгороде получена была грамота из Троице-Сергиевской обители. Ее решено было прочесть в соборе. После Божественной литургии соборный протоиерей Савва обратился к народу с речью: «Православные христиане,  братия, горе нам! Пришли дни конечной гибели нашей. Гибнет наше Московское государство, гибнет и православная вера. Горе нам, великое горе, лютое обстояние. Литовские и польские люди в нечестивом совете своем умыслили Московское государство разорить и обратить истинную веру Христову в латинскую  ересь. Еретики разорили до основания богохранимый град Москву и предали  мечу детей ее. Что нам творить? Не утвердиться ли нам на единение и не постоять ли за чистую и непорочную Христову веру и за святую соборную церковь Богородицы и за  мощи московских чудотворцев. А вот грамота властей Живоначальныя Троицы монастыря Сергиева».

Была прочтена грамота, призывающая весь народ на спасение православной веры. Народ умилился. Многие плакали. Горе нам, говорили в толпе, гибнет Московское государство. Затем к народу держал речь один из земских старост — Козьма Минин Сухорукий. Раньше  он уже говорил, что ему являлся во сне святой Сергий и приказал «возбудить уснувших». «Православные люди, коли хотим помочь Московскому государству, не пожалеем достояния нашего, дворы свои продадим, жен и детей заложим и станем челом бить, искать, кто бы вступился за истинную православную веру и стал бы у нас начальником. Дело великое совершим, если Бог поможет. Какая будет хвала нам от всей земли. Я знаю: только мы поднимемся на это дело, другие города пристанут к нам, и мы избавимся от врагов».

Горячая речь Минина пришлась по сердцу всем. Сказалось в ней то, что давно было на душе у всех. Начались частые сходки. Козьма Минин, которого в городе все знали и уважали,  убеждал всех, что надо ополчаться, клич кликать по служилым людям, а в казну на содержание ратных людей собирать со всех «по третьей деньге» (т. е. третью часть имущества). Желание послужить великому делу было так сильно, что тут же многие стали жертвовать гораздо больше.

Но прежде чем «скликать» ратных людей, надо было найти военачальника. Такое «святое дело», какое затевалось, надо было отдать в чистые руки. Стали думать, кого бы выбрать вождем. Остановились на князе Димитрии Михайловиче Пожарском. Он в ту пору лечился от ран, полученных при Московском погроме в своем имении. Это был человек чистый, не запятнанный никаким дурным делом: в смутные годы он в воровских таборах не бывал и у польского короля ми­лостей не прашивал. Ратное дело он знал хорошо, большое мужество выказал при защите Зарайска от самозванца, а потом и в Московском побоище с поляками.

Послали бить челом Пожарскому. Он отвечал: «Рад я за православную веру страдать до смерти, а вы изберите из посадских людей такого человека, который был бы со мною у великого дела, ведал бы казну на жалованье ратным людям». Стали  нижегородские послы раздумывать, кого бы выбрать, но Пожарский сам сказал: «Есть у вас в городе Козьма Минин. Он человек бывалый, ему такое дело за обычай». Когда послы вернулись в Нижний и сказали о желании Пожарского, нижегородцы стали просить Минина, чтобы он потрудился на общее дело, стоял бы у мирской казны. Минин отказывался до тех пор, пока нижегородцы не написали приговора, что ничего не пожалеют для великого дела. Весть о том, что нижегородцы поднялись, быстро разносилась, и ратные силы стали собираться к ним отовсюду.

Князь Пожарский с нижегородцами разослал по городам грамоты, в которых говорилось следу­ющее: «Теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, идем на помощь Москов­скому государству. К нам из многих городов прибыли дворяне, и мы пригово­рили имение свое и домы с ними разделить и жалованье им дать. И вам бы также поскорее идти на литовских людей. Казаков не бойтесь, коли будем все в сборе, то всею землею совет учиним и ворам не позволим ничего дурного делать. Непременно надо быть вам с нами в одном совете и на поляков вместе идти». Грамота эта читалась повсюду на мирских сходках, постановлялись при­говоры, собирались деньги.  Поднималась вся Русская земля.

Наступил 1612 год. Весть о новом русском ополчении всполошила поляков. Они и русские изменники потребовали снова от патриарха Гермогена, чтобы он написал нижегородцам увещание оставаться верными Владиславу. Но старец отвечал с прежней твердостью: «Да будет над ними милость Божия и от нашего смирения, а на изменников да излиется от Бога гнев, а от нашего смирения да будут прокляты они в сем веке и в будущем». После этого благодетеля Русской державы, святейшего Патриарха и блюстителя московского престола святого старца Гермогена, уморили голодной смертью. Он мученически упокоился   17 февраля 1612 года. Погребли его в Чудовом монастыре.

Минин и Пожарский вели свою рать к Ярославлю. Еще на пути из Нижнего в Ярославль к рати Пожарского присоединялись ополчения из разных приволжских городов. Ярославль был главным сборным местом. Здесь Пожарский остановился надолго - он хотел действовать осмотрительно, собрать как можно больше ратной силы. Задача была ясная - выгнать врагов из Русской державы и выбрать себе всею землею настоящего русского царя. Для того чтобы выполнить эту задачу, было мало победы над врагом, надо было еще задушить всякую смуту, криводушие и «шатость» среди русского люда, по всей земле необходимо было установить единодушие. С этой целью рассылались грамоты по разным городам, созывались выборные на общий совет. «Вам бы пожаловать, помня Бога и свою православную христианскую веру, советовать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разоренье быть не без государным, чтобы нам, по совету всей земли, выбрать сообща государя, коего Бог милосердный даст, чтобы Московское государство вконец не разорилось бы. И по всемирному совету пожаловать бы вам — прислать к нам в Ярославль из всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписать». Из этой грамоты видно, что вожди намерены были не только очистить Москву от врагов, но и внести в нее верховную власть и правительство, основанное на воле всей земли.

Три с половиной месяца пробыл Пожарский в Ярославле. Из Троице-Сергиевского монастыря уже торопили его, даже укоряли за медленность, но Пожарский выжидал, чтобы собралось побольше войск и утихли распри и споры между начальными людьми о старшинстве. Здесь выявлялись и враги святого дела, было предотвращено покушение  на жизнь князя Пожарского. В Ярославле народному ополчению был передан чудотворный Казанский образ Пресвятой Богородицы.

Число поляков в Кремле сильно убавилось. Многие из них уехали самовольно. В то самое время, как Пожарский подходил к Москве, туда же спешил польский гетман Ходкевич, чтобы помочь осажденным полякам и доставить им припасы. Пожарский успел предупредить его и 18 августа подошел к Москве. Стоявший под Москвой князь Трубецкой и казаки желали, чтобы ополчение это стало вместе с ними. Но было и недоверие, и разобщенность, ратные люди Пожарского сказали: «Отнюдь нам вместе с казаками не стаивать». Сначала у Пожарского и Трубецкого общее дело не ладилось.

К вечеру 21 августа явился под Москвой и польский гетман. С ним был огромный обоз припасов, которые   он намеревался провезти  в Кремль. Гетман перешел Москву-реку и двинулся к Кремлю с той стороны, где стояла рать Пожарского (у Арбатских ворот), так что нижегородской рати первой пришлось выдержать удар врагов. Трубецкой со своими полками пока стоял в стороне. Он выказывал намерение ударить на поляков сбоку, для этого послал даже просить у Пожарского в подмогу себе конницы. Тот отправил ему пятьсот отборных воинов.

22 августа поляки напали на русское ополчение. У гетмана были лихие наездники-венгры и украинские казаки. Их натиски трудно было выдерживать русскому ополчению, в котором было много новобранцев. Битва началась с первого часа и кипела до восьмого. «Был бой зело крепок,— говорит очевидец,— хватались за руки с врагами и без пощады секли мечами друг друга». Но русские выдержали, гетман был отбит и отступил.

Через день, 24 августа, на рассвете, поляки снова напали на русских, теперь уже с той стороны, где стоял Трубецкой. Поляки решили во что бы то ни стало прорваться в Кремль. Нападение было так стремительно, что казаки Трубецкого были смяты и принуждены отступить. Поляки уже стояли неподалеку от Кремля. Нижегородцы тоже дрогнули. Надо было немедленно выбить поляков с занятого ими места, иначе они легко могли бы прорваться с помощью осажденных в Кремль.

Воеводы земского ополчения послали в казацкие таборы к Трубецкому просить помощи, чтобы общими силами ударить на поляков, но казаки не хотели помогать. Тогда Пожарский послал Авраамия Палицына в стан Трубецкого. Авраамий всячески убеждал казаков, умолял их, даже посулил им раздать всю монастырскую казну, если они помогут Пожарскому. Наконец ему удалось убедить казаков. Русские с двух сторон ударили на поляков и оттеснили их. Пешие воины засели по ямам, рвам, чтобы не пропустить в город возов с припасами. Бой был во всем разгаре. Минин попросил у Пожарского несколько сот ратников, перешел реку и стремительно ударил на стоявшие за рекой отряды поляков. Те не выдержали, дрогнули и побежали.

Ратники, засевшие по рвам и ямам, увидевши, что русские гонят поляков, ринулись на врагов. Загорелась лютая сеча. Ободренные удачей, бросились в дело и другие русские полки. Польское войско было разбито. Гетману оставалось только с остатками войска спасаться. Победа над поляками сблизила Пожарского с Трубецким. Раньше они никак не хотели соединиться, а теперь сошлись. Установили одно общее управление, стали делать все сообща. Все радовались сближению вождей. Оповещено было повсюду, что только те грамоты и приказы имеют законную силу, которые писаны от имени обоих вождей.

Пожарский предлагал полякам сдаться, но те отказались. Они все еще питали надежду, что сам король явится к ним на выручку и не даст им погибнуть голодной смертью. Из Китай-города поляки были скоро вытеснены, но в Кремле держались еще с месяц — все ждали, не придет ли помощь. Стали сначала выпускать из Кремля боярынь и бояр изменников. Казаки хотели было грабить их, но Пожарский не допустил этого, он обошелся с ними человечно — устроил их в безопасных местах. Скоро сдались и поляки. Они просили во время переговоров только о том, чтоб их не губили и не отдавали в казацкие руки. Трудно было Пожарскому сдержать казаков, которые грабеж считали своим правом. Пленных поляков разослали по разным городам.

25 октября отворились все кремлевские ворота, и русские торжественно вступили в Кремль. Впереди с крестами и иконами в руках шло духовенство, во главе которого был доблестный архимандрит Троице-Сергиевской обители Дионисий. В Успенском соборе, главном храме России,  был торжественно отслужен молебен в благодарение Господу об избавлении от иноземного нашествия и дарованных победах.

Благодетели Отечества

Из многих тысяч русских патриотов «смутного времени» история особо выделила святейшего патриарха Гермогена, князя Михаила Скопина-Шуйского, воеводу Прокопия Ляпунова, князя Димитрия Трубецкого, нижегородского гражданина Козьму Минина, князя Димитрия Пожарского и костромского крестьянина Ивана Сусанина. Чрез них мы видим живое воплощение слов Спасителя - «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Святитель Гермоген

Великий патриот  Русской земли святитель Гермоген происходил из донских казаков и при святом Крещении получил имя Ермолай. Подростком он ушел в Казань и поступил в Спасо-Преображенский монастырь. Здесь жил на покое основатель монастыря святитель Варсонофий, который взял  Ермолая в послушание, укрепляя его в вере и благочестии.

Достигнув совершенных лет и освоив духовные науки, молодой Ермолай, оставшись в миру  и заведя семью, был посвящен в иерея и определен к церкви святителя Николая. В это время, 8 (21 нов. ст. ) июля 1579 года, свершилось явление Казанской иконы Божией Матери. Событие это впоследствии как непосредственный участник описал сам святитель Гермоген. Рано овдовев, отец Ермолай принял монашество с именем Гермогена. В иноках Гермоген отличался благочестием и обширными знаниями, благодаря чему он по достоинству получал посвящения по духовной иерархии. Царь Феодор Иоанович поставил его во архиерея, а при установлении в Казанской епархии митрополии он был возведен в сан митрополита Казанского.

По восшествии на московский престол самозванца, Гермоген был вызван в Москву для участия в устроенном новым царем сенате, но ввиду твердости своих православных убеждений был в тягость самозваному царю, склонявшемуся к измене православию.  Когда перед царским браком  возник вопрос, не следует ли предварительно крестить невесту в православие, Гермоген был в числе тех, кто наиболее настаивали на этом, и за такое противодействие самозванцу был выслан из Москвы в свою епархию.

После воцарения Василия Шуйского, архиерейский Собор избрал Казанского митрополита Гермогена патриархом Московским и всея Руси.  Патриарх Гермоген со всей Русской церковью прославил царевича Димитрия как святого и повелел перенести из Углича в Москву его святые мощи. А самозванца и прежнего, и нового патриарх предал анафеме. Многие образумились, но и неразумных людей оказалось немало. Первосвятитель писал, что слухи, будто бы царевич Димитрий жив, ложные и убеждал народ быть верным избранному царю Василию Ивановичу. Патриаршие грамоты оказывали большое влияние на народ, особенно когда появился новый самозванец.

Под влиянием поляков и второго самозванца бояре свергли царя Василия Шуйского, и власть перешла к Боярской думе, где председательствовал князь Мстиславский. Стал решаться вопрос об избрании царя. Патриарх указал на древний боярский род Романовых, а именно на юного Михаила Феодоровича. Но бояре, а их поддержали и многие москвичи, предложили польского королевича. Патриарх вынужден был уступить, однако сказал: «Если королевич крестится и будет в православной вере, то я вас благословляю. Если же он не оставит латинской ереси, то от него во всем Московском государстве будет нарушена православная вера, и пусть не будет на вас нашего благословения, а еще наложим на вас клятву».

Народ в Москве и некоторых других городах присягал королевичу. Старец «плакался пред всем народом и  молил  Бога, чтобы Он воздвиг царя русского». Вскоре обнаружилось, что не напрасно скорбел Святейший Гермоген, король Сигизмунд сам собирался царствовать на Руси. Польский гетман начал вести переговоры с боярами о том, чтобы впустить польские войска в Москву, якобы для охраны столицы от самозванца. Первосвятитель воспротивился этому. Но бояре  сказали ему: «Дело твое, Святейший, смотреть за церковными делами, а в мирские не следует тебе вмешиваться». В это время многие бояре изменили своему народу, и поляки заняли Москву. Патриарх же остался верен православной вере и родному Отечеству.

Народ обратил последние свои надежды на твердого духом и прямодушного святителя. Гермоген же сказал, что другого исхода нет, как только собрать всенародное ополчение, которое освободит Москву и все государство от поляков, а затем избрать царя. Патриарх начал писать грамоты, призывая русские города ополчиться для избавления святой Руси от иноплеменного нашествия. Он открыто восстал против поляков и своими воззваниями ободрял и укреплял русских людей.

Изменники бояре, видя, что в городах собираются ополчения, явились к Патриарху и стали просить его: «Благослови, Владыко святый, народ на присягу королю польскому, да подпиши вот эти грамоты - дескать, русские люди во всем полагаются на его королевскую волю и готовы подчиниться ему беспрекословно. А другая грамота к смоленским нашим послам, чтоб они ни в чем не прекословили королю». Патриарх ответил: «Я согласен писать королю, но не о том и не так. Если король даст сына своего на Московское государство и Владислав крестится в православную веру и всех польских людей выведет вон из Москвы, то я к такому письму руку свою приложу и прочим властям повелю то же сделать. К восставшим же на защиту Отечества гражданам писать буду: если королевич примет единую веру с нами и воцарится, то повелеваю и благословляю твердо пребывать в послушании к нему, если же и воцарится, да единой веры с нами не примет и людей польских из города не выведет, то я всех тех людей, которые уже крест ему целовали, благословляю идти на Москву и страдать за веру до смерти».

В ответ на эти слова один из бояр выхватил нож и замахнулся на святителя. Патриарх Гермоген осенил его крестом и спокойно произнес: «Не страшусь ножа твоего, но вооружаюсь силою Креста Христова против твоего дерзновения. Будь же ты проклят от нашего смирения в этом веке и в будущем».  С тем и ушли изменники от Патриарха.

Поляки обвинили патриарха, что он устраивает смуту, гетман явился к Святейшему Гермогену и сказал: «Ты — первый зачинщик измены и всего возмущения. По твоему письму ратные люди идут к Москве. Отпиши им теперь, чтобы они отошли, а то мы велим уморить тебя злою смертью». Патриарх же ответил: «Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь получить чрез нее венец мученика. Уйдите вы все, польские люди, из Московского государства, и тогда я благословлю всех отойти прочь. А если вы останетесь, мое благословение: всем стоять и помереть за православную веру». В то же время к Патриарху приезжали послы из городов. Гермоген укреплял их в любви к Отечеству и благословлял стоять твердо за Родину и истинную веру.

Поляки приставили к патриарху стражу, лишь изредка ему удавалось поговорить с русскими людьми, которые со всех сторон приходили к Москве, чтобы получить от него благословение. Поляки и изменниками еще раз решили повлиять на Первосвятителя, но и на этот раз ничего не добились. Тогда поляки бросили Патриарха в подземелье Чудова монастыря, держали старца впроголодь и объявили его лишенным патриаршего сана.

В августе 1611 года в Кремль вошел некий Родион Мосеев, который тайно пробрался к патриарху Гермогену. Святитель составил свою последнюю грамоту и отослал ее в Нижний Новгород. В этой грамоте великий старец посылал всем восставшим за Родину благословение и разрешение в сем веке и в будущем за то, чтобы они стояли за веру твердо.

Во время сбора второго ополчения польский гетман пришел в тюрьму к страдальцу  патриарху и потребовал, чтобы святитель повелел не собираться русским людям воедино и не ходить на освобождение Москвы. «Нет. Я благословляю их. Да будет над ними милость Божия, а изменникам — проклятие», — сказал Гермоген. После этого поляки начали морить великого старца голодом. Святитель мученически скончался 17 февраля 1612 года, исполнив до конца святой долг преданности православной вере и Родине.

Князь Михаил Скопин-Шуйский

Княжеский род Скопиных-Шуйских, известный с XV столетия, составляет ветвь Суздальско-Нижегородских удельных князей Шуйских. Михаил Васильевич Скопин-Шуйский родился 8 ноября 1586 года. Отец Михаила умер, когда княжичу шел одиннадцатый год. Воспитывала его мать, она дала сыну соответствующее его знатному роду воспитание и образование. Службу во дворце Михаил Скопин-Шуйский начал в возрасте пятнадцати лет в качестве жильца. Он выполнял отдельные поручения царя Бориса. Михаил был тих нравом, любил читать, особенно книги о воинских подвигах. В 1604 году, когда ему исполнилось 18 лет, он получил чин стольника и стал участвовать в посольских приемах. С приходом к власти первого самозванца изменилась и судьба молодого Михаила. Новый царь отметил Михаила боярством и должностью Великого мечника. В мае 1606 года в Москве вспыхнуло восстание, и самозванец был убит.  

Царем был провозглашен князь Василий Иванович Шуйский, родственник Михаила. Тогда стольник Скопин-Шуйский стал воеводой. И скоро ему пришлось проявить себя на военном поприще, став одним из самых знаменитых полководцев того времени. Первая воинская слава пришла к нему в сражениях с отрядами ставленника второго самозванца Болотникова, который не раз разбивал высланные против него царские войска. Скопин-Шуйский был назначен воеводой «на вылазке». Он наносил со своим отрядом стремительные удары и отводил войска в деревянную крепость вокруг Замоскворецкого предместья. 27 ноября 1606 года Скопин-Шуйский нанес из Замоскворечья удар по двадцатитысячному войску Болотникова и разбил его. Но борьба продолжалась с переменным успехом. Лишь10 октября 1607 с войсками Болотникова было покончено. Тем временем над Россией нависла новая опасность — вторжение польских войск со вторым самозванцем.

В мае 1608 года, под Балковом, самозванец разбил войска Шуйского и подошел к Москве, создав лагерь в селе Тушино.

Еще за год до этого шведы предлагали царю Василию Ивановичу свою помощь, но их предложение было отклонено. Однако во время стояния самозванца  в Тушино царь Василий забыл свои амбиции и поручил Михаилу Скопину-Шуйскому провести переговоры со шведами. Вместе со Скопиным к шведам был послан и Семен Васильевич Головин. Добравшись до Новгорода, царский воевода обнаружил, что жители города настроены против Василия Шуйского. Доходили слухи, что Псков и пограничные со Швецией города Орешек и Ивангород присягнули второму самозванцу. Поэтому Скопин-Шуйский отправил к шведам Головина, а сам остался в Новгороде. Вскоре в Новгороде стало известно, что к городу направляются поляки. Одновременно несколько новгородских старост сообщили Скопину-Шуйскому о предательстве новгородского воеводы Татищева. На следующий день, собрав на площади новгородцев, Михаил Васильевич рассказал им о предательстве воеводы и по народному приговору воевода был казнен.

В середине марта к Новгороду подошло пятитысячное шведское войско. В апреле соединенное шведско-русское войско выступило из города и разбило польские войска. Поляки бежали, оставив пушки и обозы. Объединенное войско двинулось дальше. Подойдя к Твери, Скопин-Шуйский обнаружил, что она занята поляками. Первый штурм города не удался, но второй был успешным. Русские и шведские ратники ворвались в город, преследуя поляков. Разбитые под Тверью поляки бежали к Троице-Сергиевой обители, которую осаждало войско Сапеги.

Князь Михаил Васильевич расширял подвластную ему территорию, расставляя гарнизоны в захваченных городах, беря под контроль важнейшие дороги. Постепенно создавалась система укрепленных городов, монастырей и полевых крепостей, в которых укрывались войска Скопина-Шуйского и из которых они при всяком удобном случае нападали на врага. Сам воевода Михаил Васильевич стоял с войском в Александровской слободе. Здесь шло обучение войск, формировались новые отряды, накапливалось оружие. Из Александровской слободы Скопин-Шуйский выступил на Дмитров. Туда же, прекратив бесплодную осаду Троице-Сергиева монастыря, устремились и поляки. 

В начале февраля отряды воеводы Михаила Васильевича появились под Дмитровом. Они принялись уничтожать фуражиров, часто приступали с «огненным боем» к крепости. Воевода с главными силами встал на дороге из Дмитрова к Троице-Сергиеву монастырю. Ратники Скопина-Шуйского врывались в лагерь поляков и навязывали им бой. Но воевода всегда отзывал их назад: не имея сил штурмовать город, он пытался заставить поляков покинуть его. В конце месяца поляки покинули Дмитров. А спустя неделю сторонники самозванца оставили Тушино.

12 марта 1610 года полки князя Михаила Васильевича вступили в столицу, встречаемые народом, который падал на колени и со слезами благодарил воеводу за «очищение Московского государства». Царь и бояре, в особенности Шуйские, ревниво наблюдали за возвышением Скопина-Шуйского. Слава полководца не давала им покоя. В апреле воевода был приглашен на пир по случаю крестин сына князя Воротынского. На пиру Скопин-Шуйский ел только с общего блюда и почти не пил. Жена Дмитрия Ивановича Шуйского, признанного наследником бездетного царя Василия, поднесла Скопину-Шуйскому чашу с медом, куда, якобы, было подсыпано зелье.

Прямо на пиру князь Михаил Васильевич лишился чувств, а 23 апреля 1610 года молодой воевода скончался (по одной из версий он умер от тифа). Точных документальных данных об обстоятельствах смерти Михаила Скопина-Шуйского нет, следствия по этому делу не производилось. Сам царь Василий Шуйский постарался сделать все, чтобы рассеять подозрения в своей виновности. Он демонстративно рыдал над гробом племянника, устроил торжественные похороны. Погребен Михаил Скопин-Шуйский в Архангельском соборе Московского кремля - месте захоронения великих князей и царей, в особом приделе Усекновения главы Иоанна Предтечи. Было сделано все, чтобы рассеять порочившие Василия Шуйского слухи. Но в народной памяти славный полководец Михаил Скопин-Шуйский остался жертвой коварства и жестокости.

Воевода Прокопий Ляпунов

Одним из самых признанных и заслуженных земских воевод «смутного» времени являлся Прокопий Ляпунов. Происходил он из старинного рязанского дворянского рода, представители которого издавна «конно и оружно» служили в полках, защищавших от татар и ногайцев южные рубежи страны. В Рязани Ляпуновы пользовались значительным влиянием, часто представляя интересы Рязанской земли в работе Земских Соборов. Прокопий верно служил Борису Годунову, но после его внезапной кончины Ляпунов, как и многие другие, присягнул самозванцу. В ноябре 1606 года, убедившись в ложности самозванца, Прокопий Ляпунов со своим отрядом перешел на сторону царя Василия Шуйского. В 1608-1609 годах он находился на воеводстве в родной Рязани. В эти годы появился новый самозванец. Его отряды пытались пробиться и в Рязанский край, но против них выступил Ляпунов, и ему удалось отразить это нашествие, и далее он успешно сражался с отрядами самозванца, действовавшими на рязанском направлении. Вскоре главные войска второго самозванца были разбиты Михаилом Скопиным–Шуйским, но вклад рязанцев в одержанную тогда победу был очень велик. России в это время продолжали угрожать другие беды и новые неприятели. Воспользовавшись смутой в Московском государстве, на русскую землю решил напасть польский король.

В эту суровую пору после разгрома русской армии и захвата Москвы поляками, именно рязанский воевода первым восстал против поляков. Отказавшись подчиниться польскому королевичу Владиславу, провозглашенному московскими боярами царем, он стал собирать земское войско для освобождения родной страны. Рязанские полки собирались в Шацке, но их требовалось пополнить за счет ратных людей из других городов и уездов. Тогда-то и прокатилось по русской земле призывное слово Ляпунова. Разосланные им по городам грамоты подняли на борьбу с интервентами тысячи людей, организовавшихся в ополченские отряды.

В марте 1611 года первые из них двинулись к Москве для очищения столицы от поляков и русских «воров-изменников». К Ляпунову присоединились даже отряды бывших войск второго самозванца. О начавшемся в Рязанской земле движении стало известно и полякам, двинувшим против Ляпунова отряды изменника воеводы Сумбулова. Захваченный врасплох Ляпунов был осажден в Пронске. Его небольшому отряду грозило неминуемое уничтожение, но на выручку Ляпунову пришел зарайский воевода Димитрий Пожарский.

Избежав опасности, Ляпунов ушел в Рязань, еще активнее стал готовиться к походу на Москву. Собирая силы для освобождения занятой врагом русской столицы, Ляпунов стремился подготовить восстание и в самой Москве. Возглавить его должен был доверенный посланец Ляпунова князь Димитрий Пожарский. Однако восстание началось стихийно, еще до подхода земской рати. В нем участвовали и ополченские отряды Пожарского. 27 марта 1611 года к Москве с многочисленным войском пришел из Рязани сам Прокопий Ляпунов. К захваченной врагом русской столице один за другим стали подходить отряды из верхневолжских городов. Сбор ратных сил закончился в апреле 1611 года. И началась осада засевших в Москве поляков.

При каждом удобном случае ратники Ляпунова вступали в схватки с врагом, стараясь овладеть ключевыми позициями. В этих боях рязанский воевода бился в первых рядах, поражая всех своей отвагой. Во время осады Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий возглавили созданное при ополчении земское правительство. В ведении Ляпунова находилась земская казна, сбор оружия и припасов для войска, связь с городами. Стремясь восстановить твердый порядок, рязанский воевода принял жесткие меры по пресечению грабежей и бесчинств на территории, подконтрольной земскому войску.

В конце июня – начале июля 1611 года бои под Москвой возобновились. Был разбит польский гетман, взят Белый город и Новодевичий монастырь. Поляки сфабриковали и передали казакам подложную грамоту, якобы, от имени Ляпунова, призвавшего земских людей к расправе над «злым народом» (казаками) во всех русских городах.  Разъяренные казаки решили собрать круг и вызвать на него главного ополченского воеводу.   22 июля 1611 года казаки вызвали Ляпунова на свой круг. Однако стоило только воеводе выйти к ним, как казацкий атаман объявил его изменником, вручив злополучную грамоту. Прочитав ее, Прокопий Ляпунов сказал: «Рука похожа на мою, только я не писал». Но в этот момент казаки бросились с обнаженными саблями на народного вождя и убили его. Вместе с Ляпуновым погиб и военачальник Иван Ржевский, который, как признавали современники, хотя и был Ляпунову «большой недруг», но попытался защитить его от клеветы. Их останки были похоронены в Троице-Сергиевом монастыре. После смерти земского воеводы многие служивые люди ушли из-под Москвы, там остались лишь отряды князя Димитрия Трубецкого.

Князь Димитрий Трубецкой

Род Трубецких происходил от великого  князя литовского Гедимина.  В 1500 году Трубецкие перешли на службу к московскому великому князю Ивану III. Дед Дмитрия Роман Семенович первым дослужился до высоких чинов во время правления Ивана Грозного. Отец - Тимофей Романович - был крупной фигурой при дворе царя Феодора Иоанновича. Сам Димитрий Трубецкой,  при Борисе Годунове служил его сыну, царевичу Феодору. После смерти Бориса Трубецкие претерпели гонения от самозванца,  но гораздо хуже стало им при Василии Шуйском. Шуйский не был выбран на царство Земским Собором, а лишь «выкрикнут» кучкой своих сторонников. Коронацию «царя Васьки» Димитрий Трубецкой воспринял как оскорбление.

В 1608 году к Москве подошли отряды второго самозванца, которые предприняли попытку с ходу захватить столицу. Во время сражения при Ходынке Димитрий Трубецкой «отъехал» к самозванцу. Князь получил боярский чин и возглавил Стрелецкий приказ. Заблуждения русского народа было так глубоко, что к самозванцу примкнули и многие другие князья и даже сам ростовский митрополит Филарет (Романов – отец будущего царя Михаила). Смуты и интриги продолжались – в Москве свергли Шуйского, а затем был убит своими приближенными и второй самозванец. В Москве к власти пришла «семибоярщина». В страхе перед казаками бояре присягнули королевичу Владиславу и пустили в Кремль польский отряд. Трубецкой был против воцарения Владислава, он говорил: «Если действительно королевич будет на московском престоле и крестится в православную веру, то буду рад ему служить. Но пока этого не случится, крест Владиславу не поцелую».

В это время сопротивление полякам возглавили рязанский воевода Прокопий Ляпунов и казачий атаман Иван Заруцкий, к которым примкнул и Димитрий Трубецкой. Трубецкой связался с воеводами северских городов, ополчения которых влились в его полки. В марте 1611 года первое ополчение подошло к Москве, и вынудило польский гарнизон укрыться в Кремле и Китай-городе. В дни боев за Москву в первом ополчении возник Земской собор - «Совет всея Земли». Трубецкой, Заруцкий и Ляпунов образовали правительство. Димитрий Трубецкой принял самое активное участие в составлении программного документа Первого ополчения - приговора от 30 июля 1611 года, принятого «Советом всея Земли». По этому «закону» изменники-бояре лишались земельных владений, а казаки получали право на поместный оклад. Трубецкой выступал за то, чтобы крепостные и холопы становились в ряды ополчения, и обещал им за это волю и жалованье.

После гибели Ляпунова во главе ополчения остались Димитрий Трубецкой и Иван Заруцкий. Князь Трубецкой во многом содержал Первое ополчение за свой счет, но средств не хватало. Изнуренные тяготами многолетней войны, обнищавшие ополченцы и казаки решили снять осаду с Москвы. Тогда монахи Троице-Сергиева монастыря решили передать им в качестве залога драгоценные иконы и другие церковные реликвии. Казаки пришли в ужас от такого святотатства и всем миром подписали обязательство стоять под Москвой до победного конца. Настоятель же монастыря архимандрит Дионисий, рассылал повсюду грамоты, в которых убеждали население всячески помогать земскому ополчению.

Это время современники окрестили «лихолетьем». Страна лежала в разрухе. Повсюду бродили польские шайки, жгли селения, убивали жителей. Руководители Первого ополчения предпринимали отчаянные попытки освободить Москву. Казаки неоднократно возобновляли штурм Китай-города, но каждый раз отступали. Большие надежды руководители ополчения возлагали на своевременную помощь провинции. Трубецкой не раз призывал князя Пожарского поспешить к Москве, желая «стоять со всеми вмести в соединении против польских и литовских людей». В это время Заруцкий изменил общему делу и бежал.

20 августа 1612 года второе ополчение подошло к Москве. Трубецкой выехал к нему навстречу и предложил Пожарскому полное сотрудничество и соединение двух армий. Пожарский, однако, отказался и разбил свой собственный укрепленный лагерь у Арбатских ворот. Не позвали Трубецкого и на военный совет. Сил у первого и второго ополчений было приблизительно поровну. Дальнейшие события показали, что по отдельности они не могли одержать победу.

Начались упорные сражения с армией польского гетмана. 22 августа польские гусары атаковали войско Пожарского, разбили дворянскую конницу и загнали ее за внешнюю ограду московских предместий - Земляной вал. Лишь вмешательство казачьих сотен Трубецкого спасло положение. На следующий день поляки обрушились уже на казаков Трубецкого, те отчаянно защищались, но отступили. Только тогда Пожарский решил, что пришло время оставить распри, и послал Авраамия Палицына уговаривать казаков вернуться.

Троицкий келарь выполнил свою задачу - казаки снова вступили в бой и отбросили поляков. 24 августа польский гетман был вынужден отступить от Москвы. На «Совете двух ратей» было создано временное правительство. Главным правителем государства стал Димитрий Трубецкой. В грамотах той поры указывалось: «...А ныне, по милости Божии, меж себя мы, Димитрий Трубецкой и Димитрий Пожарский, по челобитью и по приговору всех чинов людей, стали во единочестве и укрепились, что нам да выборному человеку Козьме Минину Московского государства доступать и Российскому государству во всем добра хотеть...» Димитрий Трубецкой сохранил за собой и пост главнокомандующего объединенными силами. 22 октября 1612 года отряды Трубецкого взяли Китай-город штурмом. А уже 26 октября поляки капитулировали.

После освобождения Москвы был собран Земский Собор для избрания царя. На одном из первых заседаний Собора князь Трубецкой получил титул Правителя государства. Царем был избран Михаил Романов. С избранием Михаила Романова деятельность правительства Трубецкого - Пожарского - Минина прекратилась. В сентябре 1613 года воеводу отправили освобождать Великий Новгород от шведов. В 1618 году, когда в Россию вернулся освобожденный из польского плена митрополит Филарет (Романов), князь Трубецкой встречал «царева отца». В начале 1625 года князя назначили наместником Сибири. 24 июня этого же года Димитрий Тимофеевич Трубецкой скоропостижно скончался в Тобольске. К великому сожалению имя Димитрия Тимофеевича Трубецкого, усердием его врагов и завистников, незаслуженно забыто в нашей истории.

Князь Димитрий Пожарский

Князь Димитрий Михайлович Пожарский (ок.1578 - 1642) — знаменитый деятель смутного времени. При Борисе Годунове был «стряпчим с платьем», затем стольником, в 1608 г. организовал защиту Коломны, в 1609 г., действуя против разбойнических шаек в окрестностях Москвы, разбил их атамана на реке Пехорке, в 1610 г. назначен был воеводою в город  Зарайск, в 1611 г., участвуя в нападении на поляков, овладевших Москвою, был ранен на Лубянке и отправился для лечения в свою нижегородскую Пурецкую волость.

Сюда явились к нему послы с предложением принять начальство над нижегородским ополчением, поднявшимся для спасения Москвы, со своей стороны Пожарский потребовал, чтобы при ополчении выборным от посадских человеком был Минин.  Став во главе ополчения, Пожарский в лице своем вмещал всю верховную власть над русскою землею, но в этом великом деле, которое совершал под его начальством русский народ, свою личность князь Пожарский  являл весьма скромно.

Остановившись с ополчением в Ярославле, Пожарский целое лето набирал силу. Выступив из Ярославля, Пожарский прибыл к Москве одновременно с гетманом Ходкевичем, успевшим, между тем, собрать провиант для польского гарнизона, засевшего в Москве. Этот провиант был отбит у Ходкевича казаками, под начальством князя Димитрия Трубецкого, что и решило участь польского гарнизона - через два месяца голод принудил его сдаться. Со взятием Москвы Пожарский уступил первенство Трубецкому, в грамотах пишется первым имя князя Димитрия Трубецкого, а имя Пожарского  стоит вторым, «в товарищах».

После избрания царя Пожарский был возведен в бояре и пожалован вотчинами. Во все царствование Михаила Федоровича Пожарский усердно служил Отечеству. В 1614 году  Пожарский действовал против польского гетмана Лисовского, но скоро оставил службу по болезни. Однако  по выздоровлении, он вновь на государевой службе - в 1618 году отправлен против Владислава, вторгшегося в русские пределы, в 1621 году Пожарский  управлял разбойным приказом,  в 1628 - 1631 годах был воеводою в Нижнем Новгороде, в 1635 году заведовал судным приказом, а в 1638 г. был воеводою в Переславле Рязанском. Умер Димитрий Михайлович Пожарский 20 апреля 1642 года и был похоронен в Спасо-Евфимиевском монастыре в Суздале.  В 1885 г. на его могиле, открытой в 1852 году был сооружен памятник на средства, собранные по народной подписке.

Козьма Минин

Козьма Минин, по прозванью Сухорук — один из «освободителей Отечества» от поляков в 1612 г. Минин - посадский человек Нижнего Новгорода, среднего достатка, занимавшийся торговлей. В эпоху смуты при царе Василии Шуйском, когда Нижнему угрожали восставшие инородцы и войска второго самозванца, Минин принимал участие, как и другие посадские, в походах против врагов в отряде воеводы Алябьева.

С осени 1611 г. он становится первым человеком в родном городе. В эту критическую для России пору, когда после гибели Прокопия Ляпунова ополчение его распадалось, когда Новгород был уже занят шведами, Смоленск взят Сигизмундом, а в Псковской области действовал новый самозванец, когда в связи с этим уныние, малодушие и отчаяние захватили многих, а местные и личные интересы стали брать верх над общегосударственными, Минин глубоко скорбел о бедствиях Отечества и думал о средствах помочь ему. По его словам, святой Сергий являлся ему во сне, побуждая «возбудить уснувших».

Избрание свое в земские старосты Нижнего Новгорода Минин понял как указание Божие. В земской избе он стал призывать посадских людей порадеть об Отечестве и личным примером побуждал к пожертвованиям для найма ратных людей. К начинанию Минина примкнули и власти, и весь город. Был составлен приговор о сборе со всех хозяев города и уезда денежных средств, приглашены в ополчение «скитальцы-смольняне», и выбран в воеводы князь Димитрий Михайлович Пожарский. По его предложению, Минину было поручено заведование казной ополчения. Со званием «выборного человека» простой нижегородец стал рядом с князем Пожарским, а после, под Москвой и в Москве, и с князем Трубецким, во главе ополчения и образовавшегося в нем правительства. Принимая участие во всех делах правительственных, Минин, главным образом, ведал казну и обеспечение ратных людей необходимыми запасами и припасами и денежным жалованьем, с чем и справился успешно, несмотря на трудности сборов в разоренной смутой стране. Под Москвой, в битве с поляками, Минин показал и военную доблесть, решив бой смелым ударом возглавляемого им отряда.

Царь Михаил Романов пожаловал Минина 12 июля 1613 г. думным дворянством и землей в Нижегородском уезде. В 1614 г. ему был поручен сбор «первой пятины» с гостей и торговых людей в столице, в мае 1615 г. он был в боярской Думе, «ведавшей Москву» во время богомолья государева, в декабре того же года послан с князем Ромодановским в казанские места «для сыску» по поводу бывшего здесь восстания инородцев. Вскоре после этого — до мая 1616 г. — Минин умер. Погребен он в Нижнем Новгороде, в нижнем этаже Спасо-Преображенского собора, где в его память устроен придел во имя святых Космы и Дамиана, освященный в 1852 г.  Правительство со вниманием относилось к вдове и сыну Мининым. Сказания и повести о смуте, начавшие появляться с 1617 г., и другие известия свидетельствуют о высокой оценке подвига Минина его современниками, а  у следующих поколений слагались уже и легенды, еще более возвеличивавшие его образ.

Жизнь за царя

Волею всей Русской земли и Земским Собором на русский престол был избран Михаил Романов.  После его избрания, когда он вместе с матерью находился в своем костромском имении селе Домнино, его замыслила убить шайка поляков. Они узнали, где находится Михаил. При подходе к селу, ими был встречен крестьянин Иван Осипович Сусанин, который, узнав их цели,  вызвался быть проводником. Тайно от врагов он послал своего зятя Богдана Сабинина предупредить Михаила о грозящей ему беде, а сам повел поляков в другую сторону. Узнав о том, что их обманули, поляки обещанием награды, а затем и пытками пытались заставить Сусанина привести их к Михаилу, но, не добившись ничего, убили его. Сам царь пожаловал потомкам Сусанина вотчину, а о нем так сказал: « … Иван Сусанин, которого изыскали польские и литовские люди и пытали великими немирными пытками, а пытали, где в те поры великий государь, царь и великий князь Михаил Феодорович, ведая про нас,  терпя немерные пытки, про нас не сказал и за то польскими и литовскими людьми был замучен до смерти». Так простой крестьянин отдал жизнь за царя.

Заступница усердная

В войсках народного ополчения Минина и Пожарского пребывал Казанский образ Божией Матери просиявший в Казани 21 июля 1579 года.  Когда в 1611 году казанские полки  первого ополчения отправилось освобождать Москву от поляков, в них пребывал список с чудотворной Казанской иконы. Его завещал взять на святое дело сам святейший патриарх Гермоген. Но в первом ополчении вскоре начались распри, и ввиду недостоинств среди ополченцев, икона отбыла в Казань. Обратный путь святого образа лежал и через Ярославль. А ему навстречу двигалось нижегородское ополчение во главе  с Козьмой  Мининым и князем Димитрием Пожарским. Ополчение и чудотворная Казанская икона прибыли в Ярославль одновременно. Зная завещание патриарха Гермогена, князь Пожарский и все его воинство молились пред иконой и, как благословение, приняли чудотворный образ в свои полки и на освобождение Москвы и всей Российской Державы двинулись  с Казанской святыней.

Казанский образ Божией Матери открылся малому ребенку. Обстоятельства обретения его были таковы. Казанское ханство возникло на остатках Волжской Булгарии и Золотой орды. Отношения ее с Россией многократно менялись от дружественных до враждебных. В середине XVI века к власти в Казани пришли враждебные к русским силы. Православное население стало подвергаться гонениям.  И русский царь Иван Грозный выступил на защиту единоверцев. В 1552 году Казань была захвачена и Казанское ханство присоединено к России, 60 000 православных русских людей было освобождено из рабства.  

В 1579 году место в Казани, заселенное русскими служилыми людьми, подверглось опустошительному пожару. Дочери одного из стрельцов, проживавших там, десятилетней девочке Матроне Онучиной во сне явилась сама Пресвятая Богородица и поведала, что на месте их сгоревшего дома, в земле, еще со времен гонений на православных, сокрыта ее икона. Мать девочки после многократных просьб дочери поведала об этом духовным властям, которые отнеслись к этому без должного внимания. Мать сама стала рыть землю, но ничего не находила. Тогда заступ взяла сама Матрона, она упорно копала в одном месте и на глубине примерно  одного метра обнаружила икону, завернутую в рукав мужского кафтана красного цвета. Краски на образе были совершенно свежи.

Казанский архиепископ Иеремия с духовенством приняли икону и совершили крестный ход. Отнесли ее в церковь святителя Николая. Нес икону плакавший от умиления священник этого храма отец Ермолай — будущий патриарх Гермоген. И при перенесении иконы, и при нахождении ее в храме свершились многие чудеса исцелений. Первое чудо икона явила, исцелив слепца Иосифа, который уже три года ничего не видел. Это произошло с Иосифом во время крестного хода от места обретения иконы к храму. Другой слепец, Никита, обрел зрение после принесения иконы в храм. Список с иконы был отправлен в Москву, к царю. Царь Иван Васильевич Грозный повелел в Казани, на месте обретения образа, построить церковь и женский монастырь. Первой инокиней, а впоследствии настоятельницей этого монастыря, стала девица Матрона (во иночестве Мавра).

Много раз «Матушка Казанская» указывала путь к победе русским православным воинам в исполнении их священного долга перед Богом и Родиной. В 1612 году в захваченном поляками Кремле находился в  плену прибывший из Греции архиепископ Элассонский Арсений, владыка был тяжело болен. Ночью 21 октября при молитве его келия озарилась Божественным светом, и  он увидел Преподобного Сергия Радонежского, который сказал: «Арсений, наши молитвы услышаны, предстательством Богородицы суд Божий об Отечестве преложен на милость, заутра Москва будет в руках православных, и Россия будет спасена». В подтверждение истинности пророчества архиепископ получил исцеление от болезни. Святитель послал известие об этом радостном событии русским воинам.

На следующий день, 22 октября (4 ноября нов. ст.) 1612 года, русские войска, воодушевленные видением, взяли Китай-город, а через 2 дня и  Кремль. В воскресенье, 25 октября, русские дружины торжественно, с Крестным ходом, пошли к Кремлю, неся Казанскую икону. На Лобном месте Крестный ход был встречен вышедшим из Кремля архиепископом Арсением, который нес Владимирскую икону Пресвятой Богородицы, сохраненную им в плену. При двух чудотворных иконах Царицы Небесной, народ со слезами молился Заступнице Усердной в благодарность об освобождении Отечества.

После освобождения Москвы от поляков князь Димитрий Михайлович Пожарский на свои средства построил на Красной площади храм во имя Казанской иконы Божией Матери, где и пребывал этот образ. В день 4 ноября установлено чествование Казанской иконы Божией Матери — в память избавления Москвы и России «от иноплеменного нашествия» в 1612 году, ныне этот день и государственный праздник Российской Федерации – День народного единства.

Перед Полтавской битвой в 1709 году  царь Петр Алексеевич  со всем своим  воинством усердно молился перед  Казанской иконой Божией Матери,  о даровании победы над шведами, а  в 1721 г. перенес один из списков Казанской иконы из Москвы в основанный им Санкт-Петербург. В 1811 году святой  образ был поставлен в только что построенном и освященном Казанском соборе, где вскоре славный полководец Михаил Илларионович Кутузов молился перед чудотворной иконой о победе над французами. Святой образ осенял русских солдат, идущих на освобождение России от иноземных захватчиков в 1812 году.  В день праздника Казанской иконы 22 октября 1812 года русские отряды под предводительством генерала Милорадовича и донского атамана Матвея Платова разбили французский арьергард. Это было первое крупное поражение французов после их ухода из Москвы.

Во время Великой Отечественной войны Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий пред чудотворным  Казанским образом молился в Богоявленском Патриаршем соборе о даровании победы нашему народу. А когда враг подошел к Москве, в столице, вокруг ее рубежей, был проведен крестный ход во главе с Казанской иконой Пресвятой Богородицы. Вокруг Москвы чудотворная икона была обнесена самолетом «Ли-2», пилотируемым личным пилотом Сталина, (впоследствии маршалом авиации Александром Головановым). Об этом удивительном полете Александр Евгеньевич впоследствии рассказывал: «Этот полет был одним из самых необычных, погода стояла абсолютно нелетная. Шквальный, порывистый ветер с метелью и температура до минус 50 делали невозможными ни взлет, ни посадку. Но полет состоялся. Сопровождали чудотворную икону священник и три женщины певчие. Во время такого трудного полета шума моторов почти не было слышно, хотя они и работали исправно. Зато очень хорошо ему запомнилось пение акафиста».

В  1941 году Казанская икона Пресвятой Богородицы явила еще одно чудо. Митрополиту гор Ливанских Илие Салибу, получившему благословение патриарха Антиохийского молиться за спасение России, при его молитве пред чудотворным  Казанским образом явилась в видении Божия Матерь и объявила определение Божие для российского народа: «Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны быть возвращены с фронтов и выпушены из тюрем и лагерей и возобновить Богослужения. Пусть вынесут чудотворную Казанскую икону Божией Матери и обнесут ее крестным ходом вокруг Ленинграда, тогда ни один враг не ступит на освященную ею землю. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве, а  затем она должна быть в Сталинграде, который должен быть неодолимой стеной пред врагом. Казанская икона должна идти с войсками до границ России».

Эти слова Пресвятой Девы митрополит Илия смог передать в Россию. По некоторым данным, Сталин отнесся со всей серьезностью к услышанной информации. Он поручил  выяснить у историков все, что касается чудотворной Казанской иконы, и, в частности, историю спасения ею Москвы, после чего вызвал к себе митрополита Ленинградского Алексия и местаблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия и обещал исполнить все, что передал митрополит Илия.

В Ленинграде, когда силы уже были на исходе, жители блокадного города совершили крестный ход. Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда. В десяти храмах города начались регулярные богослужения. В одном из городских музеев хранится расписание служб декабря 1941 года в Николо-Богоявленском соборе, где заполнены графы каждого дня. По рассказам очевидцев, народ не расходился даже во время бомбежек. Враг так и не переступил черты, проведенной крестным ходом вокруг осажденного города. Таким образом, подтвердились слова, сказанные святителем Митрофанием Воронежским основателю города Петру I о том, что город святого апостола Петра избран самой Божией Матерью, и пока Казанская ее икона находится в городе и есть молящиеся пред ней, враг не сможет войти в него.

В Сталинграде перед Казанской иконой шла непрестанная служба, знаменитая битва началась с молебна перед образом, и только после этого был дан сигнал к наступлению. Икону привозили на самые трудные участки фронта, в места, где готовились наступления. В день празднования Казанской иконы Божией Матери был освобожден Киев.

Вот что рассказал офицер, бывший в самом центре битвы за Кенигсберг: «Наше наступление остановилось, а немцы были все еще сильны, потери у нас были большие. Вдруг видим - приехал сам командующий фронтом и с ними священники с иконой. Командующий приказал всем построиться и снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели - куда они идут во весь рост. Их же всех перебьют. От немцев была такая стрельба – огненная стена.  Но они спокойно шли в огонь. И вдруг стрельба с немецкой стороны прекратилась, как оборвалась. Тогда был дан сигнал – и наши войска начали общий штурм Кенигсберга с суши и с моря. Как потом в один голос рассказывали пленные, перед самым русским штурмом в небе появилась Пресвятая Богородица, которая была видна всей немецкой армии, и у всех отказало оружие – они не смогли сделать ни одного выстрела. Тогда-то наши войска, преодолев заграждения, легко сломили сопротивление и взяли город».

В октябре 1947 года митрополит гор Ливанских Илия, проявивший себя горячим и преданным молитвенником за Россию, был приглашен Сталиным в Москву. По распоряжению советского руководства владыке вручили Казанскую икону Божией Матери, крест и панагию, украшенные драгоценными камнями из всех областей страны - вся Россия участвовала в этом подарке.

Небольшая икона, обретенная малым ребенком – девочкой Матроной на окраине Российского государства, стала всенародной святыней, знамением Небесного Покрова Божией Матери, явленного Русской церкви и всему русскому народу, ибо душа православного человека чувствовала особое участие Пречистой Владычицы в исторических судьбах нашей Родины - России.

30 октября 2019 года

 

---